Где опустило солнце осеннее
Свой золотой и теплый посох
И золотые черепа растений
Застряли на утесах,
Реяли сонные тучи осени синей.
По небу ясному мечется иней:
Лишь золотые трупики веток
Мечутся дико и тянутся к людям:
«Не надо делений, не надо меток,
Вы были нами, мы вами будем».
Бьются и вьются,
Сморщены, скрючены,
Ветром осенним дико измучены.
Тучи тянулись кверху уступы.
Черных деревьев голые трупы
Черные волосы бросили нам,
Точно ранним утром, к ногам еще босым,
С лукавым вопросом:
«Вы верите снам?» —
«С тобой буду на «ты» я».
Сады одевают сны золотые.
Все оголилось. Золото струилось.
Вот дерева призрак колючий:
В нем сотни червонцев блестят.
«Скряга, что же ты?
Пойди и сорви…
Набей кошелек!
Или боишься, что воры
Большие начнут разговоры?»
Грозя убийцы лезвием,
Трикратною смутною бритвой
Горбились серые горы.
Дремали здесь мертвые битвы,
С засохшей кровью гнева и ссоры —
Это Бештау — грубый, кривой,
В всплесках камней свободней разбоя,
Похожий на запись далекого звука,
На А или У в передаче иглой
И на кремневые стрелы
Древних охотников лука,
Полон духа земли, облаком белым
Небу грозил боевым лезвием,
Точно оно, слабое горло, нежнее, чем лен.
Он же — кремневый нож
В грубой жестокой руке,
К шее небес устремлен…
Но не смутился небесный объем:
По-прежнему ясно чело.
Как прокаженного, крепкие цепи
Бештау связали,
Прибили к долу и степи…
«Бесноватый дикарь — будь вдалеке!»
По небу ходят белые полосы,
На записи каменной голоса,
На почерке звука жили пустынники.
В светлом бору, в чаще малинника
Слушать зарянок
И желтых овсянок —
Жилою была горная голоса запись.
Жили старые люди,
Нищие телом, духом — ничьи…
Громкие сверху мчались ручьи.
Кувшины издревле умершего моря
Стояли на страже осенней пустыни.
Я мертвую рыбку заметил в кувшине,
Из моря засохшего,
Ставшего камнем, бревном,
Напилены доски
Умной пилой человека.
Шероховатые лестниц ступени,
Белые стены на холм вели, туда, на пролом,
Где орел крылья развеял высоко и броско,
Точно острые мечи.
Человеческое горе орлы
Обращают в смех и пенье.
Вдали, как собаки, стерегут Пятигорск
Две верные Жучки: Курган Золотой — Машук и Дубравный.
Горы мирно лежат, на лапы морды свои положив,
А в городе смотрятся в окна
Писатели, дети, врачи и торговцы.
Это зеленые крыши, как овцы,
Спят мирным сном!
Всё мирно. Дым курился.
Ножами золотыми стояли тополя,
И девочка подруге
Кричит задорно «Ля».